Желающих исповедаться у отца Иоанна стало так много, что исполнить это желание было физически невозможно. Надо сказать, что Андреевский собор в Кронштадте во время службы отца Иоанна бывал переполнен так, что яблоку упасть некуда, а между тем собор вмещал от 5 до 7 тысяч человек.
Поэтому ли, или для вящей силы Таинства Покаяния, отец Иоанн производил в Андреевском соборе общие исповеди всех присутствовавших, как это имело место в первые века христианства.
Я слышал от лиц, принимавших участие в общей исповеди, что это было нечто потрясающее. Вот как описывал мне это мой друг, ныне умерший, бывший директор Тифлисской конторы Государственного банка Константин Семенович Звягин.
В молодости он был офицером конно-горной артиллерии и ходил на Памир. Затем, в чине штабс-капитана конной артиллерии участвовал дважды в посольствах, отправленных Императором Александром III к Императору Менелику II, Негусу Абиссинии (Эфиопии), и подолгу жил в Эфиопии. Молодость и зрелый возраст он провел бурно. Надумав уже под 40 лет жениться на девушке из хорошей и благочестивой семьи, он отправился к отцу Иоанну в Кронштадт и принял участие в общей исповеди.
Все бывшие в соборе совершенно откровенно, не стесняясь массы народа, выкрикивали свои грехи, не исключая и самых ужасных, и притом кричали очень громко, чтобы, если возможно, отец Иоанн их услышал. Кричал и Звягин. В соборе стоял стон, пот градом катился не от жары, а от переживаемого потрясения. Рыдали буквально все без малейшего изъятия, и вместе с этими воплями и стонами дивно очищались души людские, как в горниле огня очищается кусок золота.
«Невольно обратили на себя мое внимание, — пишет одна женщина, — два господина, стоявшие за решеткой предо мной: один седой, другой молодой, оба изысканно и щегольски одетые; сначала старый слушал отца Иоанна со снисходительным видом, а молодой просто с улыбкой, но по мере продолжения отцом Иоанном речи выражение лиц их делалось серьезным и сосредоточенным; кончилось тем, что оба они не стали, а прямо упали на колени и навзрыд заплакали, закрывши лицо руками…
Отец Иоанн стоял на амвоне перед образом Спасителя и пламенно, горячо молился, испрашивая у Господа милосердного прощения всей массе громко кающегося и рыдающего народа. Он смотрел на нас своим глубоким взором, и вдруг… крупные слезы градом покатились по лицу его.
Он плакал о нас… Он плакал о скверне грехов наших… Где же есть лучшее доказательство святой, евангельской любви к ближнему?.. Это ли не любовь глубокая, всеобъемлющая, скорбящая, страдающая и чистосердечными слезами омывающая грехи ближнего своего?.. Да, отец Иоанн плакал, соединяя свои слезы с нашими слезами, и, как истинно добрый пастырь стада Христова, скорбел душою за овцы своя!..
И в этот-то момент волнение рыдающего народа достигло высшей степени! Громадный собор наполнился стонами, криками и рыданиями; казалось, весь храм дрожал от непрерывных лей народа!..
Потрясающая картина! Величественное и вместе с тем умилительное зрелище, ясно доказывающее, как сильна вера в Бога и велик дух русского народа, воздвигнутого на добрый подвиг покаяния вдохновенными наставлениями мудрого пастыря!..
Но вот среди воплей раздался голос отца Иоанна, просящего народ утихнуть. Послушные его голосу, мы умолкли и с радостной надеждой смотрели на лицо его».
— Покаялись ли вы? Желаете ли исправиться? — громко спросил отец Иоанн трепещущую толпу.
— Покаялись, Батюшка! Желаем исправиться! Помолись за нас! — единодушно, искренно грянула толпа в ответ и смиренно склонила головы, ожидая прощения и разрешения от грехов, через своего духовного отца, имеющего власть от Господа вязать и решать грехи людские.
Гробовая тишина водворилась, когда отец Иоанн, стоя на амвоне поднял епитрахиль и протянул ее вперед, как бы покрывая головы присутствовавших и прочитал разрешительную молитву.
Радостный, освобожденный от тяжкого бремени, народ вздохнул свободно, со слезами радости смотрел на сияющего духовным торжеством доброго пастыря, сумевшего всколыхнуть спасительным стыдом души кающихся и омыть своими слезами загрязненные души.
Более двух часов длилось причащение многочисленного народа. Причастившись затем из рук святого, Звягин, да наверное, и все, вернулись домой совершенно обновленными, очищенными всей многолетней скверны греховной, помрачившей их души. Звягин вступил в брак и стал проводить праведный образ жизни. Редко можно было встретить таких дружных и счастливых супругов.
…
Однажды, когда я был в гостях у приятеля директора 1-го реального училища в Петербурге, Николая Ивановича Билибина, он получил известие, что завтра в 6 часов утра отец Иоанн приедет в церковь реального училища и будет служить обедню. Жена его Варвара Лукинична говорит мне «Оставайтесь ночевать». Я воспользовался любезным приглашением и остался.
Отец Иоанн приехал так рано, что все в буквальном еще глаза спросонья протирали. Я исповедался у священника училища и стал на правом клиросе. Выйдя говорить проповедь, отец Иоанн стал в поучении своем перечислять разные грехи людские и между прочим один грех, который был у меня на душе, о котором я в суете забыл сказать на исповеди, который был приятен и который я собирался углублять. Когда отец Иоанн произносил этот грех, то поворачивался вполоборота ко мне и глядел мне прямо в глаза своими голубыми пронизывающими глазами и повторил это трижды, у меня мороз пошел по коже, и я решился оставить этот грех навсегда, и по молитве отца Иоанна Господь мне помог, и я никогда больше не впадал в этот грех.
Очевидно Дух Святой сказал об этом моем грехе Своему угоднику и о том, что я не исповедал его и что собирался в нем не только пребывать, но и углублять его.
И великий прозорливец и милостивец решил вырвать этот грех с корнем.
Эта поразительная прозорливость отца Иоанна напоминает мне апостола Петра, который сказал бывшему волхву Симону: Вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды.
И.К. Сурский «Отец Иоанн Кронштадтский»
